Мой костер в тумане светит…

Мой костер в тумане светит…
Мой костер в тумане светит…
Мой костер в тумане светит…
Фото: elitat.ru
Фото А. Костырина

Четверть века прошло со дня смерти легендарного певца Вадима КОЗИНА, успех которого за прошедшее время мало кто сумел повторить. Его популярность пришлась на 30-е – начало 40-х годов прошлого века и была фантастической, особенно в крупных городах. По воспоминаниям современников, когда Вадим Алексеевич выступал, перед концертными залами выстраивались огромные очереди, поэтому во избежание беспорядков приходилось подключать конную милицию. Но судьба этого человека – поразительная синусоида. Свобода творчества, выступлений и передвижений сменилась для него лагерной жизнью в Магадане, которая вовсе не сломила дух певца. Он остался верен своим человеческим принципам, сохранился как личность – таким, каким его знала и любила вся бескрайняя страна.

Гипнотическая власть Вадима Козина заключалась в необыкновенном по тембру «шелковом голосе», как его величала зарубежная пресса, и в самом стиле исполнения, сохранившем верность старой песенной культуре. Сто двадцать романсов и песен в исполнении Вадима Алексеевича записали на пластинки – к этому рекорду довоенной поры никто не приблизился. Репертуар певца насчитывает свыше 3000 песен, из которых около 300 принадлежат его авторству. Многие композиции часто исполняются и сегодня, кто не знает, например, нетленные хиты «Дружба», «Осень», «Любушка», «Калитка»?

До 1944 года грамзаписи Вадима Козина, выпускаемые массовыми тиражами, невозможно было купить. Дело в том, что перед вой­ной и во время нее музыкальные пластинки сдавали на переплавку как сырье для оборонной промышленности. Чтобы приобрести новую, человек обязан был сдать пять битых пластинок (целые в обмен не принимали). Люди покупали пластинки и тут же о прилавок разбивали их. Но на пластинках Вадима Козина ставился специальный штамп: «Продаже не подлежит», «Обменный фонд». Это был первый исполнитель, кто не подлежал продаже, далее (список год от года расширялся) следовали имена других прославленных артистов: Иза­белла Юрьева, Клавдия Шульженко, Леонид Утесов, Лидия Русланова.

Во время войны Вадим Алексеевич выступал в блокадном Ленинграде, в осажденном Севастополе, перед моряками Мурманска. На Калининском фронте попал под бомбежку, машину опрокинуло взрывной волной, а сопровождавший его генерал был перепуган: он слышал, что певца очень любит Верховный главнокомандующий…

Но вдруг с 1945 года Вадим Козин исчезает, голос его не появляется в эфире, а пластинки перестают выпускать. Вот одна из версий ареста (хотя их существует несколько), рассказанная самим певцом Валерию Фриду, советскому и российскому драматургу, который оказался с Козиным в одной тюремной камере в мае 1944 года. «Мать и сестры певца жили в блокадном Ленинграде, – воспроизвел историю Фрид. – Популярный артист, имевший хорошие знакомства в государственных и партийных кругах, хлопотал о вывозе близких на Большую землю. Ему долго отказывали, и когда первый секретарь московского комитета партии Щербаков выделил для семьи певца специальный самолет, было уже поздно – мать и сестры умерли от голода. Козин написал в своем дневнике, что, знай он про такое бессердечие, остался бы в Иране. Ведь когда он выступал на дне рождения Черчилля, Иза Кремер, эмигрировавшая из России в 1919 году, успела сказать Козину: «Другого такого случая у вас не будет. Подойдите к Черчиллю, попроситесь на Запад. У вас будет все: и свобода, и деньги, и весь мир – ваш». Вадим Алексеевич отказался. Запись об этом в личном дневнике исполнителя «неведомыми» путями попала в руки органов госбезопасности: в гостинице, где он жил, горничные и другой персонал состояли на службе у НКГБ. Кто­-то из них мог открыть ящик, прочитать записи и донести куда следует…»

Ордер №1964 на арест певца был выписан 12 мая 1944 года. В тот же день его арестовали в номере гостиницы. Из «Постановления на арест-­обыск» Козина, подписанного наркомом НКГБ Меркуловым: «Поступали факты о том, что на протяжении ряда лет систематически ведет антисоветскую агитацию. До начала войны неоднократно заявлял о своем желании при первой же возможности выехать за границу. В период Отечественной войны ведет пораженческую агитацию. Морально – бытовое разложение молодежи, прививает ей пораженческие взгляды».

Девять месяцев пробыл Козин в тюрьме, пока наконец Особое Совещание (ОСО) 2 февраля 1945 года не вынесло приговор. Могли бы и расстрелять. Но, видимо, из-­за любви к нему Верховного главнокомандующего дали восемь лет лагерей.

Свой срок Вадим Козин отбывал легко, к тяжелым физическим работам не привлекался, работал в Магаданском музыкально-­драматическом театре наряду с другими известными артистами – заключенными Колымалага. Козин руководил лагерной художественной самодеятельностью, вечерами коротал время в областной библиотеке, печатал на машинке списки книг, составлял карточки, работал с каталогами. Лагерное начальство ценило известного и любимого народом артиста. Он имел право днем ходить без конвоя в пределах города Магадана, одевался не в лагерное и иногда солнечными летними деньками запросто сиживал в скверике. Выступал в концертах агитбригады. Об одном из таких выступлений написал в своей книге «Все потерять – и вновь начать с мечты…» Вадим Туманов, российский предприниматель, золотопромышленник и друг Владимира Высоцкого: «…Лагерная столовая вмещала не больше тысячи человек. Из заключенных на концерт попадали далеко не все. Сижу в переполненной столовой, мне хочется увидеть Вадима Козина, патриарха советской эстрады и одного из самых известных колымских лагерников. Его песни и романсы знала вся страна. Я представления не имел, что с ним случилось, почему по радио вдруг перестали называть его имя, хотя голос продолжал звучать. И не верил тому, что приходилось слышать.

Автограф Вадима Козина, данный другу Александру Гренькову в Казани 5 марта 1958 года

…Открывает концерт Вадим Козин. Небольшого роста, в черном костюме, он слегка поклонился залу и цепким взглядом прошелся по рядам. Первые три-­четыре ряда, по обыкновению, занимали лагерные начальники, их семьи, а за ними заключенные. Вдоль стен стояли надзиратели, переводя взгляд со сцены на всех нас и с нас на сцену. Уже смолкли приветственные хлопки, а Козин продолжал на виду у всех стоять молча. Представляю, как он, вернувшись в свой лагерь с концерта, выпьет кружку чая и съест пайку хлеба, счастливый, если попадется горбушка. И тут происходит невероятное. Козин делает шаг вперед, почти к краю сцены, и говорит четко, с паузами между словами: «Я приехал петь для заключенных. Поэтому прошу лагерное начальство оставить нас одних». Зал цепенеет, не зная, как к этому отнестись. После короткого замешательства по знаку начальника лагеря офицеры и их семьи, а вслед за ними надзиратели покидают столовую. «Спасибо», – говорит им вдогонку Козин.

Заключенные пересаживаются, занимают освободившиеся места. Козин поет русские и цыганские песни, старинные романсы. Слушают, молча поглядывая по сторонам, словно не веря, что их оставили с певцом наедине. Многие мелодии знакомы, я думаю, не мне одному. «Мой костер в тумане светит…».

После освобождения Вадиму Козину было запрещено петь. Он поселился в бараке. Руководил самодеятельностью. В ту пору прогорал областной музыкальн-­драматический театр, его долги исчислялись миллионами. На спектакли никто не ходил. Ситуацию спас Козин. Он выходил на сцену, садился за рояль, пел «Пара гнедых», и в зале творилось невообразимое… Билеты продавали даже в оркестровую яму. Сначала ему разрешили выезжать из Магадана только со сборными концертами. Потом – с сольными. Сначала по округе, потом по стране. Например, в Сочи был такой случай: там гастролировал прославленный московский театр, состоявший из народных артистов. В Москву, в Министерство культуры от театра пришла телеграмма: «Рядом выступает Козин, отбивает публику».

В конце 1957 года Вадим Алексеевич с новой программой выехал на десятимесячные гастроли в центральные районы страны. Артист дал 193 концерта в 62 городах Союза, и повсюду, как в далекие тридцатые годы, ему сопутствовал успех. Вошел в этот список и наш город Казань. Интересную историю рассказали родственники начальника казанского филиала Научно­-исследовательского института авиационных технологий, профессора Александра Гренькова и предоставили фото Вадима Козина с автографом и надписью «В Казани 5 марта 1958 года».

В те годы Александр Иванович работал начальником цеха Завода имени Серго. Узнав о приезде Козина в Казань, устремился на концерт. Греньков рос с Вадимом Козиным в Петербурге в соседних домах. Жизнь разлучила друзей на десятилетия. Но почти через 40 лет они встретились на концерте. Александр Иванович зашел за кулисы и пригласил певца к себе в гости, в квартиру на втором этаже дома по улице Волкова, 80, где он в то время жил с семьей. Вадим Козин согласился: видимо, захотелось отдохнуть после столь триумфального выступления в простой домашней обстановке.

В тот вечер знаменитый певец подписал свою фотографию: «На добрую долгую память Александру Ивановичу Гринькову, старому другу детства от <подпись>. Казань 5 марта 58». Нужно отметить, что фамилию своего приятеля он воспринимал только на слух, поэтому написал ее через «и». Александр Греньков из скромности не стал просить исправить надпись. В таком виде эта реликвия сохранилась и дошла до наших дней. На обороте фотографии Вадим Козин оставил свой домашний адрес: Магадан, улица Портовая, 10, квартира 40 – и телефон с «кодовым» словом и номером «Север 146». Приглашал в гости.

Упомянутая фотография является единственным на сегодняшний день документом, подтверждающим приезд в Казань легендарного певца. В печати тех лет не удалось найти информацию об этом.

А вот как запомнилось казанцам выступление Вадима Козина в Качаловском театре: «…На сцену вышел человек неприметной внешности – лысый, в черном костюме (во втором отделении был в белом), скромно встал возле рояля. И полились чарующие мелодии. Голос был все тот же, как на пластинке. Магия его была велика. Когда он исполнял свои нетленные хиты «Дружба», «Осень», «Любушка», «Калитка», зал просто неистовствовал, эмоциональный накал был на пределе. Люди вставали с мест, кричали «Браво!», «Молодец!», «Еще!». Вадим Алексеевич смущенно улыбался, чувствовалось, что ему по сердцу такое восприятие его творчества. Все было так же, как до войны… Репертуар Вадима Козина весьма обширен и разнообразен. Однако гвоздем программы в тот вечер явились старинные цыганские и русские романсы, а также собственные лирические песни, исполненные певцом с большим мастерством».

Вот еще одно воспоминание о концерте Вадима Козина и о встрече с ним казанца Леонида Максимова, в то время студента КАИ: «В марте 1958 года на афишах Казани появилось имя Козина. Из особого уважения к певцу МВД республики предоставило ему для выступления клуб имени Менжинского. Ценою героических усилий я с друзьями­-студентами достал стоячие билеты на концерт. Все проходы в зале были забиты зрителями. Встретили Вадима Алексеевича восторженными овациями. Впрочем, это повторялось после каждого его номера. Голос магаданская ссылка нисколько не испортила. Звучал он душевно, обволакивающе. Короче, лучше Черчилля не скажешь: «Орфей – он и есть Орфей!» Мы, послевоенная молодежь, воспитывались на пластинках 30–40-­х годов: Вадима Козина, Петра Лещенко, Тамары Церетели, Ляли Черной – все эти русские и цыганские романсы жили в нас. Поэтому, конечно, приезд Козина в Казань стал огромным праздником.

«Снега сегодня в Магадане выше головы…»
Памятник В. А. Козину в Магадане. Фото М. Трумпе

На другой день мы так же вчетвером решили отметить состоявшийся накануне «пир духа» посещением ресторана «Казань» на Бау­мана, который сейчас проходит глубокую реконструкцию. Сидим там, и когда часам к 11 вечера на нашем столе остались только следы трапезы, дверь, ведущая в большой зал ресторана, открылась – и на пороге появился Вадим Алексеевич и его концертмейстер, представительный такой мужчина. Оба встали растерянно: зал был забит полностью, свободного места не было видно нигде. Аудитория, которая на концерте не была, в лицо знаменитого артиста, конечно, не узнала. Но мы­-то были поражены появлением этой пары. Через весь огромный зал заорали в четыре молодые глотки: «Вадим Алексеевич, идите, пожалуйста, сюда к нам!» Подозвали главную официантку Лизу: «Это великий певец, быстренько сюда административный стол!» К нашему столу подтащили еще один, Лиза стряхнула со скатерти все объедки и замерла в ожидании заказа. Нас четверо, их двое. Певец и концертмейстер посмотрели друг на друга и выяснили, что оба есть не хотят. «Несите шампанское и апельсины!» – скомандовал Вадим Алексеевич. Через минуту на столе появилась батарея бутылок шампанского и гора апельсинов. И начался бурный, наперебой, разговор обо всем: музыке, романсах, Магадане, об огромной библиотеке Козина. Взахлеб, не замолкая, до часу ночи (тогда так работал ресторан) мы говорили и говорили. Брызги шампанского летели из носа, ушей и глаз. За всю остальную жизнь мне не довелось выпить столько этого напитка. Нам всем было по 21 году, третий курс института, Козину – 54 года, достаточно большой возрастной разбег. Как нам показалось, Вадим Алексеевич буквально помолодел за эти три часа беседы с казанскими студентами. Расставаясь, я протянул певцу блокнот. Он написал: «Ленику Максимову в память о пребывании в «Казани». В. Козин». Как­-то мой папа, недовольный тем, что у меня в том блокноте было много женских телефонов, выбросил его в печку. Я оказался без памятного автографа, но яркие воспоминания о том вечере, конечно же, сохранились до сих пор, как будто это было вчера. А прошло-­то «всего» 60 лет!»

Все заезжие знаменитости, выступающие в Магадане, стремились попасть в гости к Козину. Он был достопримечательностью города. Там говорили, что «в Париже есть Эйфелева башня, а у нас – Козин». Многие знаменитости запечатлены с Козиным на фотографиях из Магадана: Олег Лундстрем, Валентина Толкунова, Иосиф Кобзон, Ольга Аросева, Сергей Юрский, Евгений Евтушенко…

Дважды удалось побывать в этой знаменитой квартире и нашему земляку, профессору Казанского федерального университета Василию Белашову, жившему и работавшему с 1978 по 2000 год в Магадане. Вот его воспоминания о встречах с опальным певцом: «Козин жил достаточно уединенно. О том, что этот легендарный человек буквально чуть ли не мой сосед, поведал мне мой отец, большой любитель его творчества с юношеских лет. Папа из Казани написал мне письмо: не мог бы я как-­нибудь встретиться с Вадимом Алексеевичем, пообщаться. Потом подробно ответить, что и как.

На работе я рассказал сотрудникам об этом письме отца: «Здесь Козин вроде бы живет? Что­-нибудь кто­-то знает о нем?» Инженер нашей лаборатории Анна Савельевна Котлевич ответила: «Мой муж Борис Иосифович Левченко дружит с ним и часто бывает у него в гостях. Если хочешь – вместе сможем сходить, познакомиться». Было это примерно в конце 80-­х годов.

И вот мы на пороге однокомнатной квартиры дома в Школьном переулке, 1, прямо напротив Магаданского областного музыкально-­драматического театра имени Максима Горького, куда в 1955 году Вадим Алексеевич был зачислен артистом. Хозяин для верности посмотрел в глазок двери. Певец знал хорошо Левченко и его жену и открыл нам дверь.

Обстановка в квартире мне показалась вовсе не аскетической, скорее даже богемной. Маленькая комнатка. Прислоненное к стене пианино. И что меня поразило – везде кошки. На инструменте – статуэтки, на стенах – барельефчики, в книжных шкафах – фотографии, на диванчике – плюшевые «мурлыки». И с полдюжины живых кошек, снующих под ногами гостей!

Мы втроем посидели у мастера часик­-полтора. Он нам, между прочим, спел, аккомпанируя себе на пианино, две свои песни той поры: «Магаданские бульвары» и «Магаданский ветерок».

Политических тем Козин сторонился, не любил. Если случайно касались их, в его голосовой интонации появлялась некая резкость. Однако он рассказал одну интересную историю. Тогда уже был объявлен курс на перестройку. И певцу звонили от имени Михаила Горбачева, просили вернуться в Ленинград, обещали дать квартиру и иные привилегии. Однако Козин ответил так: «Раз уж меня сюда определили, я здесь и доживу свой век». У Козина была глубокая внутренняя обида еще вот на что: чуть раньше этого звонка местные власти выдвигали певца на звание «Почетный гражданин города Магадан». Бумаги ушли в Москву на подтверждение – и… отказ».

«Это был мой первый визит к Вадиму Алексеевичу, – продолжает Василий Белашов. – Через год-­полтора мы с Анной Савельевной вновь зашли к певцу – просто проведать, он тогда приболел. Вадим Алексеевич вышел к нам в мягкой домашней курточке, в меховых тапочках. Поговорили, выпили по чашечке чаю. Он нам с достоинством поведал, что до сих пор продолжает писать песни, но голосок у него был уже слабенький, чувствовалось, что уже силы не те».

В конце марта 1993 года один из депутатов Съезда народных депутатов РФ предложил обратиться к Президенту Борису Ельцину с просьбой о присвоении Козину звания народного артиста России, и самые непримиримые депутаты проголосовали тогда практически единогласно. Через считанные часы «Вечерняя Москва» от 31 марта 1993 года на первой полосе сообщила о присвоении наконец Вадиму Козину почетного звания. Это же сообщение прозвучало в телепередаче «Утро». Еженедельник «Вечерний Магадан» сообщил о том, что министр культуры РФ Евгений Сидоров поздравил 90-­летнего юбиляра с присуждением ему звания народного артиста России. В адрес певца со всех концов бывшего Советского Союза обрушился поток восторженных телеграмм! Многочисленные его почитатели разных поколений были просто счастливы!

Но… снова злая усмешка судьбы. Как выяснилось из контакта с администрацией президента, начальником отдела по государственным наградам Валентиной Алексеевной Беловой, все осталось лишь на словах… несмотря на решение съезда и Президента. «Никакого звания ему не присваивали и не будут – не достоин!» – таков был ответ Беловой по телефону на обращение журналиста «Известий», написавшего о Козине несколько статей в перестроечные годы и побывавшего у него в Магадане.

Фотограф Анатолий Костырин, друживший с певцом и сделавший много известных его снимков, как­-то в канун 90­-летия заглянул к Вадиму Алексеевичу, и на вопросы обо всей этой возне с присвоением звания Козин ответил ему, вздохнув: «Как мне надоела эта жизнь…»

Вадим Козин скончался на 92-­м году жизни в магаданской городской больнице. Сегодня в его квартире открыты музыкальный салон и музей певца, и благодаря сохранившимся записям его удивительный голос продолжает звучать для поклонников музыки, проверенной временем.

Владимир УРЕЦКИЙ

 
По теме
Людмила Пахомова Выставка «Под голубыми небесами», которую в настоящее время можно увидеть в Музее современного этноискусства ЕГМЗ, представляет творчество московского живописца, мастера лирического пейзажа Сергея Сиренко.
Композиция "Петлицы голубые", посвященная военным летчикам – одна из песен, записанных в рамках проекта "Вставай, страна!", получившего поддержку Президентского фонда культурных инициатив и реализуемого компанией "Дивербиум".
Команда ветеранов спорта Нижнекамска с медалями вернулась из Иркутска. В региональном центре прошёл чемпионат России по лёгкой атлетике среди ветеранов.
В Мензелинске лишили прав водителя за повторную поездку пьяным по трассе М-7 - Мензеля Также виновному назначили обязательные работы (Марат Хамидуллин, «Мензеля-информ») В Мензелинском районном суде РТ оглашен приговор в отношении водителя, обвиняемого в управление автомобилем лицом,
Мензеля
«Не спрятался в окопе – пошел в атаку»: о пропавшем без вести на СВО рассказал его брат - ИА Татар-информ Александр Турнин пропал без вести месяц назад под Угледаром. Его мобилизовали одним из первых в Алексеевском районе, и он с честью выполнял долг защитника Родины – в числе первых рвался в бой,
ИА Татар-информ
Тетюшанам рассказали, как вести себя в чрезвычайной ситуации - Газета Тетюшские зори Неделю назад в подмосковном «Крокус Сити Холле» произошел теракт. Начальник ОМВД России по Тетюшскому району Алексей Витин рассказал о том, как вести себя при возникновении угрозы террористического акта.
Газета Тетюшские зори
Постичь Тукая в аэропорту, узнать Горького на Щапова - Реальное время Фонд «Живой город» и ТЮЗ надели на зрителей наушники Фото: Реальное время/Динар Фатыхов Два спектакля, ориентированные в первую очередь на слух, выпустили на этой неделе две театральные площадки.
Реальное время