«Как только он ушел, все сожгли, декорации убрали»: 110 лет со дня рождения Нияза Даутова

Сегодня исполняется 110 лет со  дня рождения народного артиста РСФСР Нияза Даутова (1913–1986). Долгие годы и  вплоть до  скоропостижной смерти он  был главным режиссером Татарского государственного академического театра оперы и  балета им.  Джалиля. Именно при Даутове начался рассвет татарского музыкального искусства. Профессор Казанской консерватории, выдающаяся певица, народная артистка РФ  Зиля Сунгатуллина рассказала в  интервью «БИЗНЕС Online» о  том, каким был Даутов-певец, Даутов-режиссер и  Даутов-наставник.

—  Зиля Даяновна, в  чем состоит главный вклад Нияза Даутова в  культуру Татарстана? Помимо самого факта, что он  был много лет  главным режиссером театра им.  Джалиля и  возглавлял подготовку оперных певцов в  Казанской консерватории?

—  Нияз Даутов был не  просто режиссером, сначала он  был солистом оперы, очень хорошим певцом, актером, а  потом уже начал ставить спектакли. Действительно,  это выдающаяся личность, его знают не  только в  Татарстане, он  прославился в  фильме «Сильва» в  партии Эдвина на  всю страну. Это был изумительный такой фейерверк с  его стороны. И  внешне, и  актерски  и  вокально, о  нем все знали. Потом Даутов и  в  Челябинске много работал в  оперном театре, и  в  Екатеринбурге, дружил с  Рихтером. Он  был как ходячая энциклопедия, очень образованный и  интеллектуальный человек.

Даутов не  только готовил певцов, а  воспитывал нас как личностей, к  каждому находил ключик, да  и  в  самих постановках был очень интересен. Это были индивидуальные постановки под конкретных певцов, а  не  то, что режиссер разрабатывал схему и  потом всех под одну гребенку. Костюмы, даже грим,  — все было индивидуально, догримировывал даже во  время спектакля. Даутов ни  один показ собственного спектакля не  пропускал, сидел всегда в  зале и  говорил: «Зилечка, сегодня у  тебя успех. Если во  втором акте „Травиаты“ в  зале люди плачут, то  это большой успех». Я  и  сама тоже плакала. ( смеется. )

Нияз Курамшевич Даутов (23  сентября 1913, Казань  — 16  апреля 1986, Казань)  — певец, режиссёр, педагог. Заслуженный артист РСФСР (1954). Народный артист РСФСР (1957). Лауреат Республиканской премии имени Габдуллы Тукая (1958).

Родился в  1913 году в  Казани.

В  1938 году окончил Татарскую оперную студию при Московской консерватории.

С  1939–1943  гг. занимался в  Московской консерватории.

В  1953 году окончил Уральскую консерваторию.

В  1943—1956, 1960–1964 годах  — солист и  режиссёр Свердловского театра оперы и  балета.

В  1965–1975  гг. —  главный режиссёр Челябинского театра оперы и  балета.

В  1956—1960 и  с  1975 по  1986 год  — солист и  главный режиссёр Татарского театра оперы и  балета.

В  1975–1986 годах  — заведующий и  кафедрой оперной подготовки Казанской консерватории (с  1982 года  — профессор).

Самой первой большой ролью Нияза Даутова стал Ленский в  «Евгении Онегине» Чайковского. Потом были Ромео в  опере «Ромео и  Джульетта» Гуно, Альфред в  «Травиата» Верди, Дубровский и  Фауст в  одноимённых операх Направника и  Гуно. Прекрасный голос и  актёрское дарование принесли певцу успех на  оперных сценах Свердловска, Челябинска, Казани. А  фильм «Сильва», снятый свердловскими кинематографистами, где он  с  блеском исполнил роль Эдвина, сделал Нияза Даутова всесоюзной знаменитостью.

В  1956—1960, а  затем в  1975–1986 годы Нияз Даутов  — солист и  главный режиссёр Татарского Государственного театра оперы и  балета имени Мусы Джалиля. Нияз Даутов ставил оперы в  разных городах страны. Среди его постановок  — произведения мировой оперной классики «Кармен», «Чио-Чио-сан», «Богема», «Пиковая дама», «Отелло», «Борис Годунов». За  тридцать лет режиссёрской работы он  поставил почти 80 спектаклей. Особая страница в  его творчестве  — оперы татарских композиторов «Алтынчеч» Н. Жиганова, «Самат» Х. Валиуллина, «Джигангир» Р. Губайдуллина, «Кара за  любовь» Б. Мулюкова и  другие. Разнообразие постановок режиссёра не  уступало его актёрскому репертуару: в  некоторых из  поставленных им  опер  Н. Даутов блестяще исполнил центральные партии. В  своей режиссёрской работе Даутов любил выразительные мизансцены, яркую зрелищность и  театральность: он  был приверженцем романтического стиля, художественно-образной символики. Все эти годы его творческая жизнь связана и  с  Казанской консерваторией, где он  преподаёт в  должности доцента, а  с  1982 года  — профессора, заведуя при этом кафедрой оперной подготовки. Многие именитые вокалисты Татарстана с  благодарностью вспоминают этого человека, называя его своим учителем и  наставником.

Нияз Даутов ушёл из  жизни внезапно в  1986 году, накануне гастролей театра в  Москве.

Конечно,  и  для консерватории таких педагогов поискать. Даутов воспитал Хайдара Бигичева,  вырастил певца, который приехал из  деревни, вокально это был такой алмаз без огранки. Нияз Курамшевич обучал его по  камерному пению, оттачивал  голос, приходил к  нам в  класс к  Валентине Андреевне Лазько, очень любил смотреть,  как она преподает. И  благодаря Даутову Хайдар Бигичев состоялся, как личность и  как певец.

—  Без Даутова звезда Бигичева  бы не  взошла?

—  Все благодаря Даутову. Он  и  здоровье его поддерживал, была какая-то очень  сложная операция у  Бигичева была, Даутов о  ней договорился с  клиникой,  спас ему жизнь. Конечно, Хайдар  — это большой талант, Нияз Курамшевич это чувствовал,  поэтому ему особенно интересно  было с  таким талантом работать. Вся молодежь, которая состоялась в  оперном театре в  то  время, сделала это благодаря Даутову. Появились татарские национальные кадры, соответствующие  европейскому уровню, которые достойно могли петь зарубежные, русские оперы, а  также татарские.

Много национального репертуара ставил Даутова. Первая опера  Хайдара Бигичева и  у  меня  — это опера «Самат» Хуснуллы Валиуллина. Вот сейчас актуальна  была  бы военная тема…                     

—  Но  сейчас большого внимания к  татарским операм в  театре им.  Джалиля нет.

—  Благодаря композитору Резеде Ахияровой мы  закрываем репертуар, нельзя  сказать, что вообще нет ничего национального.

Но  Даутов, например, изумительно ставил «Джалиля» Назиба Жиганова. Там был представлен  Джалиль как поэт, а  сейчас он  какой-то страдающий, ползующий ( в  спектакле режиссера Михаила Панджавидзе, —  прим. ред. ). Мескен Джалиль с  собаками этими, овчарками. Натурализма Даутов  не  терпел. «Сцена должна быть чуть-чуть, на  полметра, выше, чем земля»,  — так он  говорил. Да, правильно, это искусство,  не  надо его приземлять, не  надо  превращать в  быт.

—  Каким вы  еще запомнили Даутова-режиссера?

—  Например, если  он  ставил концерт, скажем, гала на  Шаляпинском фестивале, то  это был костюмированный, театрализованный  концерт. «Вот сейчас выйдет Кармен»,  — говорил, сам всегда сидел,   восхищался. А  во  время спектакля никогда не  делал замечаний,  говорил только о  том, что хорошо удалось: «Молодец,  вот так надо!»

—  Вообще не  делал замечаний?

—  Замечания только на  второй день делал, ведь психологию певца он  хорошо знал, настроение создавал такое, чтобы крылья росли. Поддержка такая была, что, когда Даутов был в  зале, мы  как-то лучше пели. Он  первый начинал аплодировать, публику тоже воспитывал, объясняя, после какого номера надо аплодировать. То  есть, он  не  клакером служил, а  воспитывал публику! Но  никогда не  кричал «браво».

Хаходил во  время антракта в  гримерную: «Зилечка, тебе можно оборки летящие». Я  тогда очень худая была. Рахиле Мифтаховой говорил: «Так, это надо убавить, там корсет…»  Даже художникам давал эскизы, объяснял, как подать певца выигрышно. Он  видел, как портретный художник,  в  «Богеме» я  плакала, как выйду с  таим лицом страшным  — у  умирающей Мими впадины от  чахотки с  таким синюшным оттенком. Он: «Нет, Зилечка, это изумительно будет, публика плакать будет, верить». Заходил перед четвертым актом и  мне накладывал эти впадины  щек. Все время вместе, он  жил в  театре.

Выстраивал мизансцены так, чтобы певцу было максимально, удобно петь. все-таки  он  сам был певец. Наше счастье, что мы  имели такую личность, как Даутов. Назиб Жиганов, Рустем Яхин  — музыкальной Казани есть, кем гордиться. Даутов, конечно, один из  них.

—  Приходилось встречать высказывания, что Даутов был настоящим философом от  оперы. Как это проявлялось? 

—  Недостаточно было просто справиться с  вокалом, он  требовал, чтобы шло от  сердца и  чтобы на  сцене царила правда,  музыкальная правда и  естественное поведение. Каждый певец мог в  своей мизансцене позволить себе и  импровизацию,  я, например, сама очень любила импровизировать. Не  может  же человек всегда делать все одинаково, сегодня пришло вдохновение, и  ты  находишь что-то новое. Он  подходил: «Зилечка, вот эту мизансцену так оставь, изумительно вы  придумали».

Виолетта в  «Травиате»,  когда падает  после прощальной арии, слышу, хор тянет туда, где идет праздник. И  вот я  сначала голову поднимаю, потом глаза на  зрительный зал, а  сил  нет. Но  не  делаю ее  какой-то больной, чахоточной. А  Даутов говорил, что нужно все делать  по  своему внутреннему состоянию, но  чтобы люди тебе поверили. Поэтому на  сцене было очень комфортно, ведь я  должна была вести себя так, как себя сейчас чувствую.

Даутов говорил, что игра актера  — это сиюминутное рождение  чего-то. Просто режиссер сказал, что руку нужно так, а  ногу так,  — этого не  должно быть. Это естественный порыв, он  должен родиться в  тебе именно в  эту секунду. Получается очень естественно состояние актера, это  же понятно, когда актер живет, а  не  играет, живет на  сцене.

Очень много эстетики было и  в  оформлении спектаклей. Был такой выдающийся художник Кноблок, целая династия, вот эти художники  — настоящие творцы, они  классно оформляли спектакли, которые были  произведения искусства во  всех смыслах.

—  В  спектаклях нет мелочей?

—  Даутов говорил, что нет мелочей. если Онегин не  те  носки одел, думая, что их  не  видно, то  это провал.

Учил каждого, с  нами занимался актерским мастерством, сценодвижением, мы  с  утра приходили, как на  гимнастику в  спортивных костюмах в  репзал и  тренировали пластику тела. Он  нам задачи давал: «Вот сейчас Зилечка идешь,  река течет, она широкая, конечно, но  ты  должна ее  перепрыгнуть, иначе утонешь». Такие занятия были очень важны, сейчас этим не  занимаются в  театре им.  Джалиля?

—  Почему?

—  Потому что считают, что не  нужен главный режиссер, главный художник, главный дирижер, все при этом приглашенные  — приехали-уехали. Поэтому видна халтура. А  ведь бывают такие ансамбли, например, в  опере «Богема» или «Кармен». Он  и  для хора гениально мог ставить мизансцены, хор всегда выглядел удивительно выигрышно. В  «Севильском цирюльнике» он  танец ставил нам с  Фигаро, когда я  пою. Мне трудно было: «Если дыхание сбивает, то  мы  снимем, Зилечка». Ну  нет там ни  одной мелочи, которую просто так повесили.

Была настоящая творческая жизнь, которая она не  прекращалась, действительно, певец никогда не  должен останавливать работу над партией. Если он  остановился и  доволен собой,  то  и  вокально, и  сценически, да  и  внешне тоже то  это было заметно.                             

Очень много историй рассказывал, с  выдающимися людьми общался, да  просто образовывал таких, как тот  же Хайдар. Кто-то может из  деревни приехал и  может почти книг не  читал. Даутов незаметно внедрял знания. А  ведь актер  должен быть интеллектуалом, говорят, как рот откроет певец, так сразу уровень интеллекта виден. И  на  самом деле это так, правда. Поэтому певцы обязательно должны быть образованными. Даутов этим  образовательным процессом занимался незаметно от  нас. Мы  этого не  замечали, он  не  наущал нас, а  вот рассказами, своим примером давал нам свое воспитание.

Объяснял в  каком веке и  как ходили, какие могут быть жесты: «Ну  не  может Травиата сделать такой жест, такое на  базаре только тетка может сделать!» Он  знал в  каком веке каждый жест чему соответствовал. Декорации у  него были легкие, красивые, с  цехами прекрасно работал, давал четкие задания костюмерам.

—  Как он  себе представлял развитие театра им.  Джалиля в  качестве его руководителя? 

—  Он  поставил  очень много национального репертуара, благодаря ему, я  так думаю, театр им.  Джалиля и  получили звание академического театра. Он  не  смог поехать на  наши большие гастроли, как раз перед выездом в  Москву скончался. Но  всю подготовку Даутов сделал, и  «Богема» там была,  и  «Башмаклар», чего только не  было. И  классику, и  национальное  — все это он  подготовил. Конечно, театр развивался, такие рецензии мы  получили в  Москве, а  там не  просто такок получить. После поездки в  Москву наш театр и  стал академическим.

—  Даутов, помимо Казани, возглавлял театры в  Челябинске и  Свердловске, какую память о  себе он  оставил там?

—  Там о  нем помнят, даже сейчас помнят те, кто с  ним работал. Приезжали сюда каждый раз на  Шаляпинский фестиваль. Те, кто его знал, скучают по  Ниязу Курамшевичу, но  многие уже, конечно, ушли. Но  по  всей России его боготворили.   

—  Во  всех биографиях Даутова написано, что он  «неожиданно умер в  1986 году перед гастролями театра в  Москве». Можете еще раз вспомнить те  дни, что вы  чувствовали тогда? Правда  ли, что потом играли и  пели в  столице как в  последний раз?

—  Везли «Джалиль», «Богему» и  все его постановки, и  национальный и  классический был репертуар. Потом сделали музыкальную мозаику, заключительный концерт был в  Кремлевском Дворце съездов. «Кара йөзләр» он  тоже поставил в  Кремлевском Дворце съездов, на  этот спектакль съехались татары со  всего мира, Даутова знали все, из  Финляндии, из  Штатов выдающиеся, богатые люди прилетели, нас тогда с  Хайдаром на  руках несли до  гостиницы. Но  самый такой смешной случай был  — первый, второй ряд был заполнен афроамериканцами. Мы  удивились, спрашиваем, почему они пришли. А  те  отвечают,  что на  афише «Черноликие» («Кара йөзләр») было написано: «Мы  думали, что это про нас. (смеется.).

—  Как Даутов умер?

—  Он  шел в  театр на  «Башмагым» и  прямо напротив театра ему плохо стало, Даутова положили на  скамейку, сейчас их  уже нет.

Была очень жаркая погода, инсульт у  него случился. Потом очень досадно  — его привезли в  клинику на  Чехова и  40 минут ворота не  открывали для «Скорой помощи», а  так могли  бы спасти.

—  И  как вы  в  Москве без него пели?

—  Без него, но  все его спектакли. Все он  подготовил для Москвы, интервью, всякие записи. Он  сам вел, сам рассказывал, вот эти ролики там крутились, сделанные Даутовым.

—  Что потерял наш оперный театр с  уходом Даутова? Понятно, что история не  терпит сослагательного наклонения, но, возможно, если  бы Даутов тогда не  ушел, он  бы развивался иначе?

—  Я  думаю, что многие его постановки    — «Фауст», например, «Евгений Онегин», «Травиата», «Богема»  — это гениальные постановки. К  сожалению, как только он  ушел из  жизни, все сожгли, декорации убрали и  новые постановки пошли все хуже и  хуже. Конечно, до  его уровня никто не  дотянул в  новых постановках, к  сожалению.   

—  На  ваш взгляд, Татарстан достаточно оказал почестей Даутову после его смерти, его помнят или уже забыли?

—  Ну, а  кто помнит, мы  помним, мое поколение помнит, а  молодое поколение знать не  знает, к  сожалению. Камаловский театр пример  — должны и  на  могилы ходить своих великих, дуа делать. А  так никому никакого дела нет, к  сожалению. Сейчас, может, поменяется, потому что сегодня осознание приходит, переоценка ценностей.

В  моем классе висит портрет Даутова, я  студентов образовываю, рассказываю о  нем, но  этого мало, надо, чтобы его записи слушали, постановки чтобы какие-то сохранились, но  ничего не  сохранилось. «Алтынчәч», например, он  поставил великолепно. Может, где-то и  сохранилось на  телевидении, они снимали, такой спектакль красочный и  костюмы и  декорации просто царские. В  общем, со  студентами я  конечно работаю, но  в  оперном театре молодежь ничего не  знает, потому что не  ведется такая работа.

—  Совсем ничего не  знают о  звёздах прошлого?

  — Вообще, о  солистах не  знают, а  выдающиеся солисты были –Зулейха Хисматуллина и  Фахри Насретдинов, Азат Аббасов  — народный артист СССР. Никто их  не  знает, нигде фотографии не  висят в  театре им.  Джалиля, как будто никого и  не  было. Традиции театров все-таки надо сохранить, у  нас эти традиции надо вернуть

У  нас в  консерватории великолепный его портрет висит. В  консерватории работают над памятью, но  этого мало, надо, чтобы широкая общественность помнила.

—  Может стоит нам всем задуматься над этим ?

—  Что-то специальное для Даутова, конечно, надо создать. Мы  в  консерватории планируем  сделать вокальный конкурс, где будут и  опереточные номера, и  дуэты, он  это очень любил.